Гребаное Средиземье

Как две девушки из Петербурга отправились в Дагестан и пожалели об этом.

Дагестан — самая южная республика в России. Там прекрасные горы, прекрасное море, прекрасные и очень гостеприимные люди. Чтобы путешествовать по горам, деньги почти не нужны: каждый встречный считает делом чести накормить гостей и позвать на ночлег. Туристов почти нет. «Лента.ру» публикует впечатления двух девушек из Петербурга, которые отправились в путешествие по горам, случайно оказались в месте проведения КТО (контртеррористической операции), погостили у спецназа и были отправлены домой российским ОМОНом.

Год назад

Ровно год назад, в сентябре 2014-го, мы с другом автостопом путешествовали по самой южной российской республике — Дагестану. Да, это то самое очень далекое место, где постоянно ловят бородатых дядек. Там КТО — это не доктор, а режим.

Кавказское гостеприимство оказалось больше чем правдой. Мы тормозили машины, не успев поднять руку на трассе, пили местное сухое вино, угощались шашлыком и чуду (национальное дагестанское блюдо — прим. «Ленты.ру»), давились дынями и виноградом, слушали, как поют муэдзины, наслаждались видом гор, который открывался из каждого туалета (тем более что туалеты почти всегда были на улице). Орлы кричали над головами, а мы кричали от радости.

Я думала: «Какое прекрасное место, как странно, что никто сюда не ездит, что никто ничего не знает о том, как гостеприимны кавказцы, какие красивые и высокие горы. Как здорово, что мне довелось это узнать. Как хочется ездить сюда часто. А может быть, стоит тут жить?»

Дагестан стал для меня местом воображаемого побега. Если в мире и в жизни наступит жесть, я свалю туда, построю дом и буду таскать воду из колодца. Отсутствие приличного водоснабжения представлялось мне самой большой проблемой.

 Фото: Лена Козлова

Я поняла, что Дагестан — это не Россия. Это Средиземье, которое сделало рубль своей валютой, но в остальном живет по эльфийским законам. Незнакомых людей здесь зовут ночевать, все считают своим долгом тебя накормить. Полицейские приглашают в гости и просят не пристегиваться в машине. Все хотят помочь: если ты идешь по городской улице с большим рюкзаком, кто-то обязательно остановится и предложит подвезти. Просто так. Однажды мы купили половину арбуза за 50 рублей, но не смогли доесть и оставили на столике у магазина. Продавец догнал нас и вернул все деньги.

Возвращаться в Россию было сложно: я даже всплакнула пару раз.

Я не учла одного: человек мужского пола в Средиземье в корне меняет дело.

В этом году я отказалась от скалолазной поездки в Крым, купила авиабилет Москва — Махачкала и позвала с собой Лену.

Спустя год

Хунзахский район, центр Дагестана. Нам говорили, что где-то здесь есть красивый водопад. Рядом расположен аул Цада — родина Расула Гамзатова, автора книги «Мой Дагестан» и военной песни «Журавли». Вокруг горы, и все бело-желтое от солнца. Дорога теряется в облаках пыли, небо тоже. На обочине какой-то сарай образовал пару квадратных метров тени, и мы уселись прямо в ней. Сидим и ничего не делаем.

— Девочки, а что вы тут делаете?

Кое-что мы все-таки делаем. Как станет понятно дальше, мы талантливо притягиваем неприятности. Правда, пока все только начинается: подошла толстая и неопрятная женщина с круглым волосатым лицом и кулаками, утопающими в боках.

— Путешествуем.

— А-а-а! Из России! Я тоже там была. В колонии десять лет отсидела, потому что убила мужа. Смотрите, а это мой новый муж, узбек.

Тыкает толстым пальцем в страшненького мужичка размером с этот самый палец. Мы продолжаем делать вид, что ничего не происходит, а в уме прикидываем, сколько протянет эта история любви.

Так начинается день в горах.

 

Спустя пять минут

— Девочки, что вы тут делаете? Здесь и в Дагестане?

Рядом с нами наворачивает круги пыльный белый Lexus. В нем два джигита, которые не прочь нас куда-то подвезти. Например, в кафе, куда мы очень и очень хотим, потому что давно ничего не ели.

Стоимость тачки ничего не говорит в Дагестане об уровне дохода. Если он ездит на «шестерке» — значит, «мутит дела» в Дагестане, если на «Лексусе» — значит, в плоской России, а в горы ездит к родственникам. Иногда нам казалось, что они берут деньги из волшебных колодцев: бедных домов в Дагестане как будто нет.

Добрые люди нам строго-настрого запретили садиться в машину к любым молодым парням. Мало ли что там у них на уме.

— Отдыхаем.

— Давайте вместе отдохнем.

«Давайте отдохнем» — магическая фраза в этих местах. Под ней смело можно понимать все то, что вы сейчас поняли.

Мы решаем, что еда подождет, и уходим на противоположную сторону дороги ловить попутку вместе с приятной на вид женщиной, которой тоже надо в Хунзах.

Спустя пять минут

— Девочки, какого черта вы в горах делаете?!

Удостоверением эмвэдэшника нам в лицо тычет загорелый горбоносый мужчина в гражданской одежде. Мы только что поймали попутку до Хунзаха, но вместо водопада, кажется, едем с ним смотреть местное отделение полиции.

— Давайте сюда ваши паспорта, я сниму копии.

Я делаю попытку выйти из себя.

— Мужчина, вы без формы. Непонятно по какой причине нас задерживаете. Пугаете. Тычете в лицо удостоверением, которое не факт что настоящее. Теперь хотите, чтобы мы спокойно отдали вам свои паспорта, а сами подождали в сторонке? А кирпичных заводов тут поблизости нет?

— Девушка, вы чего-то не понимаете. Вот за этой горой в лесу бегают три боевика. Мы их уже неделю ищем. Я сюда из зоны КТО вернулся, чтобы заправить газовый баллон, а мне звонят и про вас рассказывают. Лучше, если мы будем знать, чей труп предположительно опознаем.

Понятно. Держите наши паспорта.

Парадокс, но настучала на нас та самая женщина, которая отсидела за убийство десять лет. Об этом рассказал сам спецназовец: она звонила ему еще кучу раз.

 

Лена и Лера — событие похлеще, чем три боевика в лесу.

Когда копии паспортов были сняты, спецназовец повез нас есть рыбу, потом на тот самый водопад, потом на рыбалку и купаться в горной речке. КТО была отложена до лучших времен: кавказское гостеприимство оказалось важней.

Наверное, если бы мы попались бандитам-ваххабитам, они бы первым делом напоили нас чаем с шоколадками.

 

Мы остались ночевать на чьей-то даче, наполненной бурками и папахами, антикварными саблями и пандурами. Рядом с домиком стояла стена гор, на которую падал свет от фонаря на крылечке. И когда мы выбегали в уличный туалет, за нами следовали гигантские и жуткие тени, ломающиеся на камнях.

Лера уснула почти сразу. Я долго возилась: хотелось в туалет, но идти на улицу было страшно. Здесь, как и во многих мусульманских домах, толчок стоял на максимальном удалении. Нужно было пройти через весь дом, вылезти в окно и потом пересечь ночной сад. Желание победило, и я отважилась на путешествие.

Когда вернулась, спецназовец не спал, сидел в зале. Я подумала, что разбудила его и извинилась. Он подозвал меня, чтобы что-то сказать. Я подошла ближе. Командир КТО похлопал рукой по дивану и предложил сесть. Я нервно хихикнула, отказалась. Спецназовец приподнялся и положил ручищу на мои плечи. От удивления я резко подалась назад и вывернулась из объятий. Он схватил мою руку и сжал. Я попыталась вырваться — не вышло. Мне захотелось плакать, но я сдерживалась и тихо повторяла: «Не надо, пожалуйста, не надо…». Кажется, его впечатлил мой испуг, и он ослабил хватку, я с силой выдернула руку. Убежала к Лере в спальню и захлопнула дверь.

Я лежала, смотрела в потолок. До меня дошел весь ужас ситуации, в которую мы попали. В голове мелькали варианты нашего будущего и строились планы побега. Но утром все вели себя так, как будто ничего не произошло.

Водопады и горные речки — не единственное, что мы видели. За обеденным столом спецназовец показывал фотографии убитых боевиков. Он веселился, рассказывая, как утащил у трупа «сникерс»: преступники питаются американскими шоколадками, потому что они маленькие и содержат много калорий, удобно таскать с собой. Это видно на фотографиях: лежит мертвый человек, таращится в камеру, а у него из карманов высыпаются сладости. Как будто большая пиньята для взрослых.

Боевиков в этих местах называют «лесниками». Чаще всего «в лес» уходят не по религиозным причинам и не во имя Аллаха, а чтобы избежать наказания за преступления. Многие боевики — это убийцы и воры.

Спецоперации ведутся так: «птички нашептывают», в каком лесу стоит искать. Начинается КТО, и в место «Х» стекается полиция и спецназ. Отряд прочесывает лес в поисках бандитов. Это больше похоже на пикник: все пьют, фоткаются, гуляют по полянкам. Когда боевики найдены, их окружают и палят. А потом разбирают сникерсы. Возможно, на деле все не так, но на снимках спецназовца и по его словам — это лучшая работа на свете. Он и себя называет «лесником», потому что большую часть времени проводит в лесу.

 Фото: Лена Козлова Спустя день

— Девочки, какого черта вы делаете в Дагестане?!

Все как всегда: мы просто сидим на обочине и ждем попутку в сторону Леваши — еще глубже в горы. Только в этот раз машину для нас ловит русский ОМОН, которому мы достались от вчерашнего спецназовца.

Оказаться на блокпосту мы были рады. Омоновцы не спешили кормить нас рыбой или показывать местные красоты с впечатляющей высоты под впечатляющим количеством алкоголя. Да и от кавказского гостеприимства мы устали.

Ах да.

— Девочки, какого черта вы делаете в Дагестане?!

Командир омоновцев Виталий, который только что пришел на блокпост, был крайне, крайне, крайне, крайне удивлен. От удивления он повел нас фотографироваться у белой кирпичной стены с ростомером и звонить мамам. Хотелось сказать, что мы уже большие и самостоятельные, но разум победил.

— Мама, привет. Тут несколько полицейских хотят выяснить, знаешь ли ты, что я в Дагестане?

Ставлю телефон на громкую связь.

— Конечно, доча. Уже второй раз, — спокойно говорит моя сонная мама.

— Спасибо, мама, я тебя люблю и вечером позвоню еще раз.

Если бы мамуля видела этот блокпост: десять квадратных метров, огороженных стеной, и бойницы, из которых выглядывают парни в хаки с автоматами. Хорошо, что она его все-таки не видела.

 

Виталий продолжал удивляться.

— Вы знаете, что тут в лесах бегают семь боевиков?

Семь плюс три. Итого десять.

— Нет, не знаем. Может, вы нам скажете что-то успокаивающее?

Я надеялась на что-то вроде «Сейчас мы посадим вас на машину до Махачкалы, и все будет хорошо». Мы боялись и тряслись: сказывались вчерашний день и звонки мамам.

— Вы дуры. Успокаивает?

Поспорить тут не с чем. Жаль, что в Дагестане нет баннеров «Добро пожаловать в Хунзахский район. Здесь в лесу бегают 10 ваххабитов» — обязательно с меняющейся циферкой. Это сильно бы упростило нам и омоновцам жизнь.

Виталий тем временем повел нас к глухой серой стене напротив блокпоста. Она была мило затянута колючей проволокой.

Рядом с воротами я все-таки спросила:

— А куда вы нас ведете?

— Пить чай!

Если верить наблюдениям, местные жители любят преуменьшать опасности. Боевики для них — либо мифические ребята, либо дальние родственники. Я много раз слышала фразу «Это не наша война»: имелось в виду, что ваххабитов следует опасаться только полицейским как представителям светской власти.

А русские в Дагестане, наоборот, любят преувеличивать: насмотревшись новостей и наслушавшись историй, они думают, что боевики сидят за каждым кустом.

Правда где-то посередине. Мы за всю поездку не видели ни одного бандита. Наверное.

Спустя пять минут

— Девочки, а что вы тут делаете?

Мы просто пьем чай в столовке на базе ОМОНа где-то в центре Дагестана. Вокруг — пара десятков лысых и лоснящихся мужчин в хаки и тельняшках. Все равны как на подбор, с ними дядька э-э-э… Виталий (вы с ним уже знакомы). Отряд в полном составе приехал на эту базу из Волгограда два месяца назад.

Кажется, это место драматично называется «Красные ворота». Здесь омоновцы проводят по полгода. Домой все вернутся только к Новому году. Женщин нет. Из дозволенного — перемещаться между блокпостом и базой (около 30 метров — просто дорогу перебежать), смотреть телек да расхаживать с автоматом наперевес. Раз в несколько часов небольшие партии омоновцев сменяют друг друга на блокпосту, который проверяет людей и машины. Собственно, в этом вся жизнь.

За прошедшие два месяца у этого отряда ничего не произошло. Только вот мы приехали.

Омоновцы тем временем начали кучковаться вокруг нас с чаем, печеньем, конфетами, сыром, хлебом… На кухне хлопотал дядька лет пятидесяти, тоже в хаки. Он то и дело предлагал кашку, мы отказывались, но он продолжал ее настойчиво готовить. На нас смотрели исключительно с умилением и желанием накормить. Я чувствовала в них волхвов, но иисусовости в себе не наблюдала.

Лена вливала в себя сладкий успокаивающий чай, я пила кофе. Перед нами вырастала гора еды, из-за которой то и дело выглядывали любопытные омоновцы.

— Это Мелкий, а это Врач. Мелкий у нас не женат. Мелкий, чего ты лыбишься?

Кто-то переключил канал с России-2 на MTV, кто-то заботливо подсунул кастрюльку с вареными яичками. Стало заметно спокойнее: солдатики расселись вдоль длинного стола и начали есть кашу, все еще поглядывая на нас. Мы успели немного поговорить о жизни, обменяться ссылками на профили во «ВКонтакте» и пошутить про то, что здорово было бы остаться и возглавить взвод.

Но тут вернулся Виталий. Нужно было возвращаться на блокпост, где нас ждала машина до Махачкалы. Ни в какие Леваши мы не едем: слишком маленькие да еще и дуры.

Напоследок омоновцы решили дать нам в дорогу гостинцев. Сколько мы ни упирались, ни показывали на большие рюкзаки, они были непреклонны — работа такая.

В итоге у нас в руках оказались четыре коробки сока, а в рюкзаках печенье, вареные яйца, конфеты, хлеб. Когда Лена побежала в туалет, дяденьки втихую затолкали ей в сумку солидный шматок сыра.

 Фото: Лена Козлова Спустя пять часов

«Что мы тут делаем?»

Нас привезли в Махачкалу. Я лежу на пляже в длинной черной майке. Каспийское море с каждой шуршащей волной подкрадывается все ближе. Рядом Лена в купальнике и рубашке. Кругом полно женщин и в хиджабах, и в бикини. Но им не страшно — с ними мужчины, а мы одни. В море не зайди: только найдешь островок без людей и ступишь в воду, как появляется стая парней. Они вроде как с тобой не разговаривают, но становятся все ближе и ближе, ближе и ближе.

На пляже тоже не сиди: кто-то обязательно подойдет и спросит, не нужна ли компания. Отвечаешь «нет» — им плевать. Они молча оставляют свои вещи рядом и убегают в море. Может, они так пытаются защищать нас от других? Женщины без мужчин здесь — как резиновые куклы. Нам все еще страшно. Страшно после гор, страшно, что впереди еще больше недели путешествия.

Только что подбежал парень, сунул в руки телефон, крикнул, что вернется через пять минут, и исчез. Его нет пять, десять, 15 минут. К нам подсаживается старик.

— Девочки, давайте поболтаем.

«Дедуля, пожалуйста, нет. Давай лучше помолчим. От тебя разит алкоголем и опасностью», — думаем мы и молча отодвигаемся на метр.

— ***** ******! (девушки легкого поведения — прим. «Ленты.ру»)

Чужой телефон у меня в руках становится все тяжелее. Никуда не уйти, но мы начинаем быстро собирать вещи. Откуда-то появляются молодые ребята: они интересуются, не пристает ли к нам дед. Пристает. Я киваю, и парни начинают разборки: вежливо (он старше), но непреклонно (он продолжает орать матом).

В море различаю парня, который отдал нам телефон, отдаю, почти швыряю ему трубку, и мы торопливо убегаем в городской душ, путаясь ногами в песке.

Парни, которые ругались с дедом, отправляются следом за нами.

 Фото: Лена Козлова Этой ночью

«Что я тут делаю?»

Блюю.

Помните парней, которые осаждали на пляже пьяного деда? Они долго еще шли за нами и явно не собирались отставать. Поэтому мы спрятались в местной бургерной, которая сильно напоминала Burger King.

Бургер — Лене, наггетсы — мне. Привет, европейская еда, привет соус Heinz. Ими-то я и отравилась.

В промежутках между подходами к унитазу мне приснился сон: с московской подругой мы на маршрутке ехали мимо панельной пятиэтажки. Я спросила у других пассажиров, что это за здание. Оказалось, что это интернат для слепоглухонемых дагестанских детей. И тут дом взлетел на воздух. Я поняла, что это дело рук ваххабитов, и проснулась. Унитаз звал.

Мы остановились у сестры Румии — женщины, с которой я познакомилась в прошлую поездку. Румия отличалась удивительной адекватностью, кучей веселых картинок на телефоне, огромной любовью к приложению Whats App и тем, что была первой из нескольких жен маршруточника, имени которого мы не запомнили.

Адекватность — это не семейное. Сестра Румии Гуля, а также ее муж и трое сыновей были распространителями Amway. От просмотра презентаций и похода на семинар нас спасли только бушующие в моем желудке наггетсы. Семья была очень гостеприимной и очень настойчивой.

Утром

Утром на четырех маршрутках мы уезжаем из Махачкалы в Хасавюрт, к Румии домой. Лена всю дорогу держит мою голову на коленях и насильно вливает раствор регидрона.

Вечером приезжает скорая, и врач делает укол. Я прихожу в себя.

Выводы

По пути в Хунзах нам попался забор, который украшали плакаты с цитатой из имама Шамиля: «Кто думает о последствиях, тот не герой». Сначала хотели сделать ее девизом, но потом передумали. Шамиль был неправ: мы и правда дуры, а не герои.

А Дагестан все равно классный: как плохой и красивый парень, по которому вопреки мозгам тащатся девочки. Но потом девочки взрослеют и начинают прагматично влюбляться в хороших ребят. Я надеюсь.

 

Лера Железова

Источник: lenta.ru